Я миновал магнитную полосу конвейера, испытав смесь страха и восторга. Восторг от зрелища слаженной работы сборочных автоматов, монтировавших плоскости на катамаранных центропланах череды «Соколов». Страх от исполинских размеров, а также абсолютной точности механизма. Микронной, нечеловеческой. В душе шевельнулся атавистический ужас перед бунтом машин.
На опоре конвейера висел шильдик «DiR Ingeniero». Вот откуда Иеремия выкопал сей агрегат, совсем немаленький? Да еще производства своих ближайших конкурентов? Неужто так же, как и истребители, через разгильдяйский Большой Муром?
Кто, кто, скажите на милость, покрывает грузоперевозки таких масштабов?! В каких заоблачных высях власти он парит?! Ведь это стратегическое оборудование ценой в десять чемоданов терро! Его невозможно украсть, а тем более купить! Сборочные линии флуггеров состоят на мобилизационном учете, то есть их даже изготовить можно только с очень серьезного разрешения! Не то что продать!
Пылая праведным гневом, я добрался до ремзоны. Полюбовался на свой «Хаген». Отловил техника с ответственным выражением лица.
— Ну что? — задал я емкий вопрос и кивнул на флуггер.
— А, Румянцев… — буркнул техник. — Завтра забирай свою птичку, заколебались уже с вашим мелким ремонтом!
— В чем там проблема, не поделишься?
— Контур циркуляции хладагента засрался. Выковыряли трубку, почистили, всего делов. А то ты написал в формуляре такую панику, будто все, кранты машинке. Спокойнее надо, спокойнее!
— Теперь порядок? — спросил я.
— Теперь порядок, — подтвердил техник.
— Слушай, а где Михальский?
— На хрена он тебе?
Я ответил выразительным взглядом.
— Ой, ладно, великий секрет, тоже мне! Вон там Михальский. Нервы лечит, ха-ха-ха! — Техник заржал и ткнул грязным пальцем в сторону двери в переборке.
Я добрался до кабинета старшего смены. Прямо на столе, заваленном техдокументацией, стояла бутыль мрачных размеров с чем-то прозрачным и очень алкогольным внутри.
С одной стороны, окруженный тремя работающими планшетами, сидел брат Кевин. Пьяный в хлам, голый по пояс.
Спиной к двери на краешке стола — Салман дель Пино в экспрессивной позе и тоже топлес. (Кстати, кто-то меня уверял — Сантуш, Тосанен, Фурдик? — что старинное русское слово «топлес» является заимствованием из малопопулярного языка «бритиш инглиш»; чушь, мне кажется.)
Сперва я решил, что Салман собирается Михальского ударить, что в его случае было синонимом слову «убить». Одной рукой он держал собутыльника за затылок, а вторую отвел назад, сформировав чудовищный, гиреобразный кулак. Я невольно зажмурился.
«Вот так и пишут потом в тремезианских газетах, — пронеслось в голове. — „После совместного распития спиртных напитков“…»
Но нет, пронесло. Это Салман занимался жизненными наставлениями.
— …от так! Тому кастетом в рыло, лицо просто в хлам! Залетаем к борзому в каюту: гони бабки, сука! Он чо-то «мэ-мэ-мэ», я тогда вот так его за репу, показываю кулак: ну чо, говорю, заколачивать? Сра-а-азу бабки нашлись, едрена панорама! Без всяких паяльников, иголок под ногти и молотков по коленям!
— Г-хэм, — кашлянул я, чтобы, не дай Бог, не напугать Салмана. Тот обернулся.
— Румянцев, ты?
— Я, я. Если в каюту залетит такой орел, блин, любой бабки найдет, без всяких там паяльников! — честно признался ваш покорный слуга, потому что Пино даже со спины чертовски внушал. Не человек! Утес! — Какие ты ужасы рассказываешь!
— За штуку терро и не такое делали, я отвечу, — сказал он и слез со стола, причем на груди обнаружился шрам от ключицы до пояса в ладонь шириной. Уродливая полоса змеилась, уходя под штанину. Вообще неясно, как можно так покалечить человека, чтобы он не умер!
— Пить будешь? — спросил Михальский. — У нас тут спиртик.
— Да? А ничего, что Блад пить запретил? Уж тебе точно не стоит! Полный ангар техники! Как работать будешь? — поинтересовался я, скептически сощуриваясь.
Но за стол сел и стакан взял.
— От работы кони дохнут, — сообщил Кевин. — Ну что ты как пионер? Третьим будешь?
Я кивнул, мысленно ощупал свои карманы и убедился, что пачка детоксина на месте.
Просто удивительно! Все эти европейцы, южноамериканцы и даже некоторые североамериканцы работать умеют, как роботы. Воевать, кстати, тоже. А чуть что «сверх контракта», так сразу ломаются и пить начинают пострашнее русских. Типа потом хоть трава не расти и все такое.
Пока Михальский наполнял стаканы, я думал про пьянство и рассматривал украшение на груди Салмана, который уселся напротив.
— Что, нравится? — спросил он. — Это мне память о Бартеле Два!
— Офигеть! Лучше любой татуировки. Но позволь, что за Бартель Два? Вот и Док давеча рассказывал, а я не в курсе, — сказал ваш покорный слуга. — То есть я знаю, что это такая система в сфере ОН, почти на границе Тремезианского пояса. Ну… официально не заселена…
— Иди ты в жопу, «не заселена»! — отрезал Салман. — Выпьем за Бартель!
Мы выпили.
— И все же? — поинтересовался я, отдышавшись; чистый спирт — штука суровая!
— Вот я тебя не понимаю, Румянцев! Вроде нормальный мужик, а разговариваешь, как институтка! «И все же», «но позволь», «давеча», ты еще «отнюдь» скажи!
— Брат, ты в авторитете, так что, если не в падлу, забазарь тему за Бартель Два, а то я как баклан, ни хрена по тому делу не втыкаю. Обидно и не по понятиям — пацаны-то шарят! — пробасил я и карикатурно растопырил пальцы, каковой жест в среде пиратов обозначал серьезность намерений. — Так лучше?