Пилот вне закона - Страница 54

Девяносто шесть истребителей («Черные громы» и «Соколы») были сведены в восемь комплектных эскадрилий. Тридцать три штурмовика «Красный гром» — в три эскадрильи.

Вообще-то «Красный гром», он же Ki.33 «Сэкираймэй», — официальная модификация «Черного грома», которую клепал в свое время тот же «Сэнран». В нашем же случае аутентичных «Сэкираймэев» было штук десять, остальные были получены кустарной конверсией «Черных громов». Конверсию проводил все тот же несчастный Кевин, так что он вынужденно перешел на режим жизни по системе «сон дело поросячье».

А еще у нас было десять настоящих торпедоносцев! Десять! У пиратов! Вдумайтесь, товарищи!

Французские старички «Сават» образца 2556 года были списаны и выведены из эксплуатации еще при царе Горохе. Они пыхтели, как первый паровоз, вызывая смех и улыбки профессиональных военных. Но «Саваты» оставались вполне крепкими машинами, опять же как паровоз. Они тащили по две вполне современных торпеды — а это, друзья, совсем не смешно.

Плюс благодаря Салману «Синдикат» разжился восемью десантно-штурмовыми «Кирасирами».

По скромным меркам Тремезианского пояса — настоящая Великая Армада!

Зачем Блад готовил такую прорву флуггеров, никто не знал. То есть все — от пилотов до роботов-уборщиков — понимали, что готовится Большое Дело. Война, если перетолмачить на общедоступный. А вот с кем… Имелись варианты, и много.

Множественность вариантов порождала сплетни, разговоры и пересуды. Их никто не пресекал, так как все «увольнительные» из «Последнего Ковчега» были отменены и народу ничего не оставалось, кроме как слоняться по базе и повышать боеготовность.

В баре Джуниора Сяна было чрезвычайно тихо. Плазменные и голографические панели, которые занимали практически все свободное пространство, рассматривали пейзаж и друг друга мертвыми, темными экранами. Обычно здесь крутили гонки. Любые, отовсюду.

Особой популярностью пользовались кольцевые гонки на флуггерах, так как многие в «Синдикате» немало преуспели в их нелегальной версии и чувствовали сопричастность. Но были в ассортименте и скачки, и соревнования шагающих роботов, и банальные тараканьи бега купно с «Формулой-5».

Когда мрачный электрик обесточил визорную консоль («По личному распоряжению Кормчего, ничего не знаю, отвалите!»), даже самые тупые и равнодушные что-то сообразили. Надо ли говорить, что бар служил по совместительству тотализатором? Что автоматически означало неисчерпаемый источник ссор, часто выливавшихся в махровую уголовщину. А тут на тебе: прикрыли шалман!

В нашем воздухе, тридцать три раза регенерированном, все отчетливее носился запах Большого (очень большого!) Дела.

Я попал в бар в черный день отключения. Народу было много, все сидели трезвые и грустные. Что за притча, я понял, когда пробрался к стойке и услышал, как с Сяном общается один новоприбывший в шикарном блатном прикиде.

— Эй, Джуниор! Чо за дела, в натуре? Сегодня этап гонок в Греках Юпитера! Ты зачем экраны притушил, жирный?

— М-м-м-м… — сказал Сян после увесистого раздумья.

— И чо ты мычишь? Плесни лучше текилы на два пальца!

Тут китаец выдал самый длинный и быстрый ответ на моей памяти:

— Теперь у нас только духовная писся. До особого распорязения Кормтего! — На стойку легла книжка. — Потитай «Скризяли Праведных», брат Какос! А пить запрессено, потому тьто вы детоксин не принимаете!

— Я Каллос, жирный! Не, ну вы слышали? Чо за зона, в натуре?! Хоть чифиряй теперь!

«Эге, — подумал я, — ничего-то вы не знаете! А я знаю, но не скажу, ибо приказа болтать не было».

Я подсел за столик к трем полузнакомым пилотам, которые сидели в обнимку с кружками кофе и судачили о новой тухлой жизни.

— Я тебе говорю, братан, скоро будет дело, — говорил один, кажется, его звали Поско.

— Не братан, а брат, фильтруй речь, — поправил его здоровенный негр, чемпион по боксу в тяжелом весе по имени Бомбардировщик Виллис. — За дело все ясно, базара нет. Кого потрошить будем? И когда?

— Нечего гадать, — ответил третий, блондинистый и небритый. — Или на «Дитерхази» навалимся, или «Алых Тигров» будем жизни учить. А то что-то давно мы тихо живем. Забывают запах хозяина!

— «Тигров» это да. «Тигров» было бы неплохо… — мечтательно вздохнул Виллис. — Но зачем Кормчий столько флуггеров готовит?

Поско почесал подбородок, шумно отхлебнул из кружки и усмехнулся.

— Хе-хе! А затем, что давно пора отжать у «Тигров» копи на Шварцвальде! Пусть бегают по джунглям как раньше и зверей стреляют! Для штурмовки копей надо много машин. Ох и заруба будет!

— А что ты за клонов скажешь? — Это снова блондинистый. — Хозяйство «Кармаила» — вот оно, рядом. И кусок жирный. А, Румянцев? Как мыслишь, осилим клонов?

Я пожал плечами.

— Скажут бить клонов, буду бить клонов. Скажут «Тигров» — значит, их. Чего мозги размножать за такие-то деньги?

Вариант сворачивания темы был беспроигрышный. При слове «деньги» все сразу закручинились с выражением умеренной жадности на лицах.

Я спокойно допил какао, похрустел протеиновым батончиком и покинул заведение, задав напоследок вопрос:

— Знаете первые симптомы лучевой болезни? Хочется жрать, спать и кажется, что мало платят. Вот то-то и оно, мы все тяжело больны.

Из бара я направил стопы в техническую зону, царство Кевина Михальского. Я жаждал проверить свой «Хаген», так как в последнем вылете обнаружились проблемы с охлаждением тангажных дюз.

Цех обрушился на меня, как рояль на голову с десятого этажа. В огромном подземном комплексе носились такие децибелы, что воздух казался плотным, доступным разрезанию и подвеске топора. Дело именно в адском грохоте и вое, а вовсе не в вонище сварки, горелой графитовой смазки, жженого металла, топливных сборок и чего-то еще, необъяснимо внечеловеческого.