Пилот вне закона - Страница 105

105

Над ухом раздался шепот:

— Андрей, отойдем, не хочу говорить при всех.

Что-то мне вся эта история с халкозавром и вашим покорным слугой в главных ролях решительно переставала нравиться! Чем-то от нее пахло, я бы даже сказал: воняло!

— Да, конечно, Петр Петрович, — поспешил сдаться я.

Навальный оттащил меня в сторону технической выгородки.

За нами затворилась дверь, ученый грузно опустился на кожух трансформатора и очень густо замолк. Знаете, бывает такое густое молчание, когда человек хочет рассказать о многом, но не знает как начать. Мыслеформы невысказанных слов заполняют помещение, и тишина густеет — тот самый случай, который безо всякого удовольствия наблюдал я.

Академик рассматривал стерильный пол с полминуты — а это весьма долгий срок, когда вот так, в закрытой комнате, один на один.

— Послушай, Андрей… Я даже не знаю, с чего начать… Я тебя сразу узнал, хоть ты изменился, — начал он, ежесекундно потирая лысину. Нервничал. Я, впрочем, тоже.

— Но откуда? Я вас, извините, не помню.

— Я говорил, что был знаком с одним Румянцевым? Так вот — это был твой отец. Костя, Константин Игоревич. Мы работали вместе, долго работали. Сначала на Земле, а потом здесь, на «Лобачевском».

Фу-у-ух… Меня аж отпустило. Последние минуты во мне все туже скручивалась боевая пружина — так со мной обычно бывает в преддверии крупных неприятностей. А тут выясняется, что я всего лишь встретил старого отцовского знакомого, то есть почти родного человека.

Я заулыбался.

— Петр Петрович, не припоминаю, чтобы папа о вас рассказывал, но все равно, очень рад познакомиться…

— Ты погоди! — Он поднял руку, будто шлагбаум. — Я ведь и маму твою знал, Любовь Григорьевну. Они познакомились здесь, на «Лобачевском». И улетели вместе, когда ты… короче, когда Люба забеременела.

Вот это новость! Непонятно только, почему Навальный так мрачен?

— То есть вы хотите сказать, что меня зачали здесь, в Тремезианском поясе?! — заблажил я. — А почему мне родители ничего не рассказывали?!

— Я бы сильно удивился, будь это не так. Не могли они тебе ничего рассказать, Андрей, да и мне не стоит, хотя уже столько лет прошло. Но мне кажется, что знать историю собственного рождения ты должен, и плевать я хотел на подписки…

Все это было настолько интересно, что я вознамерился сесть хоть на пол и слушать, слушать замечательного человека. Но не срослось — на поясе запиликал коммуникатор. Строенный звонок: «ту-тум, ту-тум, ту-тум», а это, товарищи, — экстренный вызов, на который я обязан ответить незамедлительно.

— Простите, Петр Петрович… — Гарнитура активирована и рычащий голос Кейна в наушнике:

— Румянцев! Бегом в ангар, принимай истребитель! Срочно отчаливаем и летим домой!

— Что случилось, Боб?!

— Что случилось?! «Синдикат» атакует форт «Вольный», вот что! Прямо сейчас на пароме приняли сигнал тревоги! Так что давай, жопу в горсть и в ангар! Отбой!

Надо ли говорить, что все лишние мысли из головы выдуло разом? Правильно, не надо.

Я скомканно извинился и на бегу поведал Навальному о наших внезапных бедах, причем рассказ в основном состоял из междометий.

В ангаре академик предложил Кейну переждать, что было весьма разумно, — ведь нет гарантий, что мы не прилетим прямо в объятия Иеремии Блада на развалинах «Вольного». Да и мне совсем не улыбалось в одиночку прикрывать паром после выхода из Х-матрицы.

Боб поблагодарил, но отказался. И я его понимаю. Останься мы, и наши тени краснели бы от стыда, даже после последнего путешествия на флуггере Харона.

Короче говоря, боевая пружина скручивалась не напрасно, хоть и не разговор с Навальным был тому причиной. Через полчаса паром закончил принимать люксоген, мы разогнались и скрылись в безразличной Х-матрице.

Бог мой! Господи Боже мой!

Именно так я приговаривал, когда сажал свой «Хаген» на самую крайнюю замаскированную площадку форта. ВПП изуродована взрывами, надстройка диспетчерской прошита очередями твердотельных пушек, позиции ПКО перепаханы ракетами.

Из скальной стены каньона, покрытой рыжим снегом, торчала кормовая часть флуггера — по характерному андреевскому кресту плоскостей легко узнавался «Черный гром». Еще один «Гром» лежал на взлетке, а рядом техники в скафандрах буксировали «Сокол» с оторванной до половины плоскостью.

Н-да, недолго длилась моя мирная жизнь! Недолго! На войну мы опоздали буквально на пару часов. А ведь здесь была настоящая война, судя по разрушениям — классическая авиакосмическая штурмовка. Ракетный налет, потом удар управляемыми бомбами и лазерно-пушечная зачистка. Удивлюсь, если не было еще диверсионного десанта.

Останки ниппонских истребителей не оставляли сомнений — атаковал «Синдикат TRIX»! Иеремия Блад повел себя конченым кидалой и разорвал соглашение.

Судя по грозной суете, клан серьезно готовился «включить обратку» пиратам.

В ангаре нас встретил старшина техников Абдулла Али Илмаз. Его родной глаз был красный, не хуже биомеханического имплантанта. Левая рука вся в крови на временной перевязи.

— Что творят, Боб, а?! — заорал он. — Ты посмотри, какие твари!

— Что здесь было?

— Что было?! Я тебе расскажу, что было! Налетели, шайтан, неожиданно налетели, бомбы сбросили, а потом десант! В шлюзе Восточного ангара выжгли дыру и прорвались! Еле отбились, я их маму абал, я их папу абал, да! Ребят покрошили немерено, мне всю руку разворотили! Как я теперь работать буду, ты скажи, а?! Сейчас соберемся, пойдем. Всех положим! Я их буду, вай, как я их буду абать!

105